Что-то вчера нахлынуло... Прошу не судить строго...
Мартовский вечер. Стемнело. Как обычно иду после работы пешком от станции. Середина марта, но ледяной ветер намекает на то, что Зима еще тут, еще не уступает дорогу Весне. Как на трассе, периодически отстает, потом обгоняет и подрезает, обдавая снежным вихрем.
Днем еще была весна. Накрапывал дождик, низкие свинцовые тучи пузато висели над головой, как-то по-особенному щебетали птицы. А сейчас пахнет зимой, морозом, снегом. Над головой проносятся рваные облака-клочья, обгоняют взлетающие в Шереметьево самолеты. Мерцают звезды, куда-то несется месяц. И вдруг пахнуло до боли знакомой сладостью: печным духом, дровами, чем-то невероятно теплым. Это уже было когда-то...
Школьный утренник подходит к концу, Дед Мороз раздает первоклашкам новогодние подарки, в коридоре столпились родители, ожидающие своих чад. Ноги в белых балетках, украшенных мишурой, нетерпеливо пританцовывают и хотят бежать, бежать по хрусткому снегу, кататься на коньках, лыжах, с ледяной горки. И откуда только ноги знают, что завтра начинаются зимние каникулы, самые замечательные и сказочные каникулы? Загодя было решено, что на каникулы я поеду к бабушке. Мы даже составили план, что мы будем делать и куда поедем, что приготовим на праздничный стол, какие сюрпризы куда спрячем... В моих детских закромах уже попрятаны рукодельные подарки, открытки, рисунки. Уже выучено стихотворение. И все это ждёт Нового года...
Наконец наступает вечер и мы с мамой едем к бабушке. Помните советские ЛиАЗовские автобусы? Желтые, с большой кабиной водителя, где для самого водителя отводилось меньше всего места, а остальное пространство занимал «мотор». Как правило, отсек с «мотором» накрывался либо старым ковром, либо циновкой. Сколько их помню, всегда там что-то лежало. А поверх были набросаны путевые листы, какие-то бумажки, билеты. Огромное стекло, отделяющее кабину водителя от пассажиров, по бокам было украшено копейками, воткнутыми между уплотнителем и стеклом. Изредка оно было занавешено шторками. И неизменный атрибут – календарь с Софией Ротару за спиной водителя. Но самое ценное в зимние холода – это два места по левой стороне там, где были высокие выступы над колесами. По ним проходил горячий воздух от «печки». Их стремились занять в первую очередь, там было тепло и уютно. Что-то я отвлеклась...
Выходим из теплого автобуса в темноту и мороз. Ух, какие раньше были морозы: приходили рано, отступали поздно. Стояли долго, трещали по ночам, сверкали днем в солнечном воздухе, отражались в лучах солнца. Сугробы глубокие и пушистые, белые-белые, среди них протоптаны тропинки. Чисто так, что к валенкам пристает только снег. Рядом с памятником Ленину уже нарядили городскую елку: она стоит, пахуче-зеленая, переливается мерцающими огнями. Рядом – снежная горка с ледяной дорожкой для спуска. Визг, гам, детская суета. Но мы идем мимо, мы спешим погостить сначала у прабабушки... Тихая темная улица, освещаемая лишь теплым светом окон деревянных домов. Колонка с водой, окруженная маленьким заледеневшим озерцом. Хрустальные березки вдоль дороги, звенящие от морозного воздуха. И снег. А поверх всего стелется печной дым, вкусный, сытный, сладкий. Закручивается в невиданные фигуры и складывает из ночного звездного неба калейдоскоп. Хочется лечь в сугроб и просто любоваться на эту красоту.
А вот и дом прабабушки. Он уже ветеран. В этом доме выросло не одно поколение семьи. Из него прабабушка провожала на фронт прадеда, в нем ждала от него писем, растила детей. В нем ждала с фронта. До сих пор стоит перед глазами старинное трюмо, а на нем, прислоненное к зеркалу, в самом центре, - фото молодого красивого мужчины, так и не вернувшегося домой. На нем зеленый свитер-водолазка. Ясные задорные глаза как будто смотрят в душу. Русые волосы коротко подстрижены. Прадедушка. Пропал без вести в сорок третьем... Первым делом идем на колонку за водой. Мне дают маленький бидон и санки, чтобы помогать везти ведра. Помогаю изо всех своих детских сил, но мне почему-то предлагают не мешать
Ну и ладно. Зато с бидоном можно бегать очень быстро и сбегать на колонку несколько раз, пока набирают ведра. Главное – не расплескать воду и не запутаться в своих ногах. Но вот физкультурная часть вечера завершена, и мы идем в дом. В центре дома – большая побеленная печка. Придешь с мороза – и первым делом прижимаешься к ней спиной, пальцами оглаживая ее теплый бархатный бок. Прабабушка уже достает с лежанки теплые огромные валенки, дает мохнатую шаленку и усаживает пить чай с теплыми ватрушками. Как же хорошо! Сидишь на высоком табурете, слушаешь разговоры «взрослых», пьешь чай, кушаешь всякие вкусности, которыми неизменно встречала прабабушка, смотришь в темное окно. В печке весело потрескивают поленья, и какое это счастье, когда разрешают подбросить одно поленце в алую глубину печки. Уговариваешь прабабушку не закрывать заслонку, ну хотя бы чуть-чуть. Смотришь, как схватывается поленце, как пляшет пламя, как искры ворохом улетают куда-то в дымоход, когда ворошат в печке кочергой. Из залы доносится мерное тиканье часов, тихо бормочет радио. Хорошо, тепло, спокойно...
Дом бабушки. Первым делом, скинув шубу и валенки, подбегаю к балконной двери, прижимаюсь носом к холодному стеклу, прикрываюсь ладошками, чтобы свет люстры не мешал смотреть на улицу. Так и есть! Она уже там! Красивая, большая, яркая, подмигивает весело гирляндой! Елка! Ее каждый год ставили во дворе на радость местной детворе. Каждый вечер перед сном я бегаю любоваться на нее. А в комнате стоит своя, бабушкина елка, а под ней – вкусные подарки. И так радостно вдруг становится, так весело, что начинаешь носиться по комнатам, размахивая мишурой и напевая песню про ёлочку. А впереди – Новый год, праздник, сказка, посиделки у прабабушки и неизменный аромат печки, которую топят березовыми дровами...